Пытаясь засунуть ногу в свой правый ботинок, я беспрерывно жалуюсь, что теперь каждый раз при желании покурить на вечеринке, я буду вот так мучиться. Чертовы Мартинсы.
— Тебе надо расшнуровать их получше, — он берет левый ботинок и расслабляет шнурки, пока я страдальчески причитаю над этой ситуацией. Б косится на него, со смешком говорит:
— Он что тебе ботинки расшнуровывает?
— Ага, — так действительно намного удобнее, но я не сознаюсь.
До этого он уже предлагал мне надеть свою шапку. Мы собирались пройти вдоль моря – ветер дул так, что даже в зимнем пальто мне было промозгло. Но шапка у меня была своя, и я отказалась (хотя я бы отказалась бы в любом случае).

Когда вечеринка заканчивается, мы одеваемся и, чтобы не толпиться в прихожей, выходим на улицу с развязанными шнурками. Одновременно принимаемся их затягивать, и параллельно он рассказывает, что делать, чтобы шнурки не развязывались каждые пять минут.
Друзья еще внутри и, пока мы ждем, я закуриваю, ежась от морского ветра. У меня черные сигареты с гвоздикой, желтый свет из окон падает на носки Мартинсов. Очень красиво.
Он говорит:
— Надень шапку, холодно. Менингит заработаешь.
Я выдыхаю дым и улыбаюсь.

Мне смешно от того, как (если не знать контекста) это напоминает подростковое романтическое кино. Но мы уже не подростки, и это далеко от романтики.

Была ли это сцена прощания?

Мне часто снится Пушкинская. Чаще всего эти сны о том, как я снова возвращаюсь туда, в квартиру почти в центре, с видом на мост, большими окнами, двориком, длинными коридорами. Во сне они еще длиннее, более витиеватые, более ветхие. Окна, раскрыты настеж в летний сезон. Они открывались наружу, как в старых мультиках и сказках. С третьего этажа видно, как живет улица. Старые двери гармошкой, окрашенные белой масляной краской. Деревянная лестница. Каменная лестница. Тихий центр.

Дайте сил не расстраиваться по пустякам

Какого черта?

Одно мгновение, и то, о чем мы шутили в переписке, стало достоянием общественности. Я уставилась на Б во все глаза. Она хитро улыбнулась, в свойственной ей манере, очень довольная собой. Да, нужно действительно постараться, чтобы завуалированную фразу сделать для всех настолько понятной. В комнате повисло молчание, и все взгляды устремились на меня.

— Я что-то не понял, — протянул В, глядя на меня и Б поочередно.— М в тебя влюблен?

Ответа уже не требовалось, комната взорвалась бурным обсуждением. В моем мире тысячи и тысячи воображаемых людей сделали фейспалм. Я все еще ненавижу слово "влюбленность", а кто-то кидается им настолько легко.Что происходит? Почему я снова оказалась в кино?

— Нет, не влюблен, — отрезала я, пытаясь пресечь навалившиеся вопросы. Яростно покосилась на Б (это не помогло, потому что она продолжила что-то говорить), при этом пытаясь выглядеть непринужденно и отшучиваться. — Нет даже никаких намеков или знаков, вообще ничего.

— Да уж конечно, — саркастично тянет Б.

— Он просто мне пишет, — говорю я, пытаясь не слушать, что еще они говорят, и зачем-то тише добавляю: — Часто.

— Он всем пишет, — замечает Р. Я согласно киваю.

— Он что признался тебе в любви?! — восклицает кто-то.

Удивительно, как работает человеческое воображение. Я округляю глаза.

— Да нет же, господи! Пожалуйста, давайте не будем плодить слухи из воздуха!

Друзья шутят, что слухи и сплетни — наше всё. Я усиленно перевожу тему, потому что это все, что мне остается.

На следующий день, когда мы все трезвеем, спрашиваю у Б:
— Что это, черт возьми, было?
А она мне:
- Азарт.

Я выхожу с тусовки, а на улице уже рассвело. Не помню, когда такое было в последний раз. И было ли вообще, даже в годы моего студенчества.

Странно не видеться с коллегами так долго, а потом собраться у кого-то из них на квартире. Провожали девочку из отдела на новую работу, обсуждали собеседования, потом долго говорили о жизни и семье. Пришлось рассказать о своем отце и «доме», потому что говорить о таком просто, когда твоя история уже не самая драматичная. Даже чуть было не рассказала о том, о чем вообще никогда не говорю. Вот такое вот доверие.

Я прилежно сидела на самоизоляции целый месяц, а потом согласилась на две встречи сразу.

На второй мы собрались с друзьями. Рассказывали дурацкие истории, пели песни на кухне, как в старые добрые времена. О опять хвалила мой голос, В ей поддакивал и самозабвенно травил байки, как всегда. Я рассказывала про то, что одно время мечтала учиться в музыкальном училище. Б. была вся в любви и паясничала, как обычно не разберешь – искренне или нет. Возможно и то и другое сразу.

И это было прекрасно.

Когда вокруг апокалипсис — все тусовки приобретают терпкий вкус пира во время чумы.

Я вот подумала, что у меня очень странные отношения с отцом. Едва ли много таких странных историй. Он - фигура, конечно, скорее номинальная. Если бы мы были частью фэнтези-саги, он был бы каким-нибудь мудрецом, которого встречаешь пару раз за сюжет. Он подкидывает тебе дары, молчаливо выслушивает рассказы о твоих странствиях, иногда рассказывает о своих (если его вынудить), и, в общем-то, все. Польза от такого персонажа, конечно, есть. Можно, например, восхищаться, какой же он классный. Умный, интересный, независимый и повидал много. Но это в отрыве от отношений с главным героем и основной линии сюжета. Так-то можно было и обойтись.
Отец моей подруги умер, когда ей было 4. Она говорит, что хотела бы больше узнать о нем, а на мой непонимающий взгляд отвечает, что я-то знаю отца хоть как-то. Я пожимаю плечами. Ну классный он, правда, а мне-то от этого что? Не горячо не холодно. Могу друзьям хвастаться, что он яхту водит, например.

Мы познакомились, когда мне было десять или около того. И с тех пор видимся пару раз в год. Я часто злюсь на него, потому что лучше ничего, чем то, что есть: непонятное и глупое, с кучей его ошибок, о которых он предпочитает не думать (или нет?). Эти отношения, как мой вечный груз, с которым я не знаю, что делать, и как его на себе нести. Вроде и встречаться надо, а вроде и чувствую я себя глупо, рассказывая о событиях за последние полгода. Ему это надо? Ко всему прочему я живу в его квартире, что усложняет ситуацию в миллион раз, потому что в этой ситуации я вообще не понимаю ничего и чувствую себя максимально не комфортно. Я не знаю, придется ли мне в очередной раз собирать чемоданы, не хочу от него ничего брать и в то же время думаю, что поделом ему, пусть оставляет ее мне - столько лет мучений было из-за его самомнения. Не могу понять, что чувствую. А вчера мы случайно встретились на вокзале.
Автобус только подъехал к автовокзалу, а я его сразу увидела. Моя любимая и самая значительная способность: слышать и замечать все, важное и неважное. Он ходил от другого автобуса, который, скорее всего приехал из Китая, к своей машине, носил какие-то вещи. Папа крупный и у него специфическая походка: шаги широкие, небрежные, сложно не заметить. Сначала я подумала, что мне показалось. Потом, когда поняла, что не показалось, решила, что он тут по каким-то делам. Между нашим и его автобусом оказалось всего метра полтора, а от автобусов до его машины, может, от силы два. Сцена из кино, не иначе. Разминуться на таком куске площади, да еще с вечно снующими машинами - успех.
Когда мы с мамой вышли из автобуса (к нам уже подъехало такси), взяли вместе сумку из багажа, и пошли к машине, он оглянулся (потому что я смотрела во все глаза), и посмотрел в мою сторону. Не знаю, увидел ли он меня. Я села в машину, и уже там сказала маме, что вон он, папа ходит туда-сюда. А пока она осознавала это, а таксист разворачивался, вставая бок о бок, окно в окно с папиной машиной, папа пошел встречать свою семью. Я всегда относилась к этому более чем спокойно, никогда не ревновала и даже радовалась за него. Что еще можно чувствовать к семье, по сути, чужого человека? Они вышли из-за автобуса, и он подхватил дочь на руки: там ведь машины, и дождь только прошел. Ей года четыре, или пять, ножки у нее оторвались от земли, он прижал ее к себе и понес скорее к машине. В его этом жесте не было ничего особенного.
А я смотрела на это в окно и думала, что у меня этого никогда не было. И уже не будет.

Слишком много неожиданных для меня чувств, о которых некому сказать.

Просто чтобы оставить это в истории, к разговору о том, что там с С. и чувствами.
Все еще думаю, что он очень классный (как личность). Но это как смотреть на любого другого человека, который чем-то восхищает.
Мы разговаривали после сдачи диплома. Он положил мне руку на плечо, театрально, изображая кого-то. Я на него посмотрела в ответ и ничего не почувствовала.

Конец.
_

Перечитала свои прошлые записи, и подумала: что я там все про невозможность влюбиться снова? Ну и хорошо, кому нужны эти страдания, трясущиеся руки и прочие сопутствующие. Суть-то не в самом состоянии, а в страхе, что идеалом был С. и больше (с моей-то избирательностью) таких нет.
И вот это уже похоже на правду.

Смотрела лекции Курпатова на днях, и он там говорил, что мы не знаем других людей, создаем их образы, и повезет, если мы делаем хорошо, тогда "образ" хотя бы приближен к правде. Я знала С. плохо, мы на самом-то деле очень мало общались, и я всегда знала, что это всего лишь образ, и продолжи мы общаться реальность (как это бывает обычно) разбила бы все ожидания вдребезги. Но вот что интересно: Курпатов говорил про эксперимент, где о человеке просили рассказать его друзей; тех, кому этот человек до этого рассказал о себе; и незнакомцев, которым показали комнату этого человека. И в итоге ближе к правде оказались последние.

Я влюбилась (до сих пор ненавижу это слово) в С., когда впервые попала к нему в комнату. Я это так отчетливо помню: весь тот день, его комнату, книги на полке, во что он был одет, даже фразы, и момент осознания.

Словно меня накрыли каким-то полупрозрачным полотном, и оно медленно оседает, поглощая меня, и я еще не понимаю, что произошло, но понимаю, что, определенно, что-то не так.

И всегда у меня в рассказах настроение: влюбленность - это болезнь.

_

Обычно я всё рассказываю. Поделиться с друзьями любой интересной историей, да вообще любой - святое дело. Истории более личные всегда рассказываю по пьяни, причем не то чтобы я не могла их рассказать без пары тройки стаканов, там просто атмосфера больше располагает.

А сейчас я молчу. И не рассказываю никому вообще. Потому что кажется, пока не говоришь вслух - это не реально. И можно не переживать.

Плачу по ночам тихо, чтобы мама не слышала.

Может, когда-нибудь я тоже встречу своего мальчика с простым именем и без претензий на идеал. И будет мне с ним спокойно и хорошо, без бега сердца галопом и расширяющихся зрачков при виде на него, без чтения стихов и какого-нибудь крутого творческого увлечения от которого будет захватывать дух.
Не знаю, что хуже: этот унылый реальный мир или то, что я (наверняка) буду внутренне мечтать о каком-нибудь мальчике, знающем маяковского наизусть.
Хотя, кто знает.

Живу в гребаном сериале

Очень хочется сидеть на побережье возле палатки и петь под укулеле

Хватит себя убеждать. В конце концов чувства никуда не исчезают. Они истлевают.
От пожара, который не можешь контролировать, остаются маленькие угольки, но остынут они когда-нибудь до конца - тот еще вопрос.

В итоге у меня внутри тлеющий уголь. Противно так, и хочется чтобы он наконец догорел.

Осознала, что с течением времени воспоминания отделились от человека, с которым они связаны, оставив вместо него размытый образ.
Я на него смотрю, когда встречаю, и головой понимаю, что общие воспоминания есть. А где-то внутри думаю, что это о ком-то другом.
Хочется спросить, о чем он думает, когда смотрит на меня.